воскресенье, 7 июня 2015 г.

Bigvill: "Лингвист-эксперт об оскорблениях"


В начале этой весны интернет всколыхнула новость о том, что за высказывания экстремистского характера самарца оштрафовали на 100 000 рублей. Это не единственный пример такого дела: штрафуют за оскорбительные высказывания, использование нецензурной лексики, за слова, унижающие честь и достоинство. Сайт "Большая Деревня" попросила лингвиста-эксперта анонимно рассказать, что, согласно нормам русского языка, является оскорблением, как расследуются дела такого рода, и можно ли выругаться так, чтобы не попасть под суд.

— Всегда ли оскорбление можно нанести очевидным способом — используя мат?

— Нужно различать два вида речевых правонарушений: оскорбление и унижение чести и достоинства

Унижают честь и достоинство личности не соответствующие действительности утверждения о том, что человек нарушает правовые или моральные нормы, например, "Он вор" или "Он лжец". 

Оскорбление же — это унижение чести и достоинства лица, выраженное в неприличной форме. Ведущий признак оскорбления — неприличная форма: употребление бранной, грубой, сниженной лексики, находящейся за пределами литературного языка. Как видим, оскорбительным является не только мат. В качестве спорных текстов в основном используются публикации в средствах массовой информации, а журналисты у нас не настолько вульгарны, чтобы использовать откровенно бранную лексику, поэтому случаи использования подобных лексических единиц крайне редки. А вот ситуации, когда для уничижительной характеристики используется вполне нормативная лексика, встречаются чаще — и такие речевые правонарушения квалифицировать трудно. 

Вот смотрите: "Он очень любит чужие деньги", "Она плетется в хвосте вторых скрипок" (о скрипачке в нашей филармонии), "Сотрудники этой фирмы замешаны в огромном количестве темных делишек". Это оценки и метафоры, которые можно интерпретировать по-разному. Лексика сниженная, но вполне нормативная. Вопрос в том, унижает ли она человека, портит ли она его деловую репутацию.

— И как вы интерпретировали эти случаи?

— Это не оскорбление, поскольку лексика используется вполне приличная. Но и по вопросу, трактовать ли подобные высказывания как унижающие честь и достоинство, мнения лингвистов расходятся. Кто-то считает, что так говорить нормально. А я полагаю, что такие высказывания все же наносят ущерб деловой репутации. 

И пытаюсь это объяснить: во-первых, высказывания содержат негативную информацию о субъекте, во-вторых, даже метафорические выражения можно перевести на нейтральный общеупотребительный язык. Ну что значит "Он любит чужие деньги"? В тексте нет номинации "вор", тем не менее указывается, что человек пытается присвоить чужие средства. Безусловно, наносят ущерб деловой репутации и сообщения о непрофессионализме. Я смотрю на контекст и общую тональность статьи. Кроме того, здесь нужно дифференцировать субъективное мнение журналиста и утверждение о факте. Мнение нельзя проверить на соответствие-несоответствие действительности, утверждение о факте — можно. 


— Кто обращается с делами, унижающими честь и достоинство, — люди сами приносят статьи о себе?

— Заказчики разные. Это могут быть рядовые граждане, которые прочитали о себе публикацию и возмутились преподнесением фактов биографии в негативном свете. Обращаются адвокаты — многие граждане не знают о возможности экспертизы такого рода высказываний и идут в юридическую консультацию за правовой помощью, а юристы — к нам. Обращаются журналисты, которых несправедливо обвиняют в речевых правонарушениях. Это вполне доступная услуга, особенно если обращаться в государственные учреждения.

— Как выстраивается ваша работа? Вы определяете, является ли выражение оскорбительным, из контекста?

— Главное даже не контекст — лингвистами-экспертами определено несколько разрядов лексики, которая потенциально направлена на унижение чести и достоинства, умаление деловой репутации. Проблема в том, как дифференцировать лексику оскорбительную и лексику, унижающую честь и достоинство. Среди лингвистов нет единой точки зрения — мы нередко сталкиваемся с ситуацией, когда имеем в суде две совершенно противоположные экспертизы. 

Иосиф Абрамович Стернин, профессор Воронежского университета, оскорбительной лексикой считает только нецензурную — другая, даже грубая, бранная и вульгарная, лексика, с его точки зрения, не может быть квалифицирована как оскорбительная. 

А представители Гильдии лингвистов-экспертов полагают, что оскорбительной является лексика, включающая целых девять разрядов. Среди них не только мат и вульгарное просторечие типа "сволочь" и "урод", но и, скажем, зоометафоры — "козел", "свинья" — это, безусловно, оскорбительная лексика. 

Метафорические обозначения профессий типа "палач", "мясник", "коновал". Искажения имени собственного — вот, скажем, мне встречалась публикация, где Филиппа Киркорова назвали Полипом Фарфоровым. В принципе, это основание для судебного иска.

Если для одного оскорбление — мат, для другого — не только. Это проблема юриспруденции и лингвистики — ни в рамках права, ни в рамках экспертной лингвистики не выработаны единые формулировки основополагающих понятий и критерии их дифференциации. Должны быть прописаны четкие критерии, а этого нет. Это остается сложным вопросом, требующим разработки и серьезных решений. 

В одной научной публикации я встречалась с примером высказывания по поводу хромой девушки: "А вот и наша балерина пришла". Ну, конечно, это оскорбление, но это высказывание не соответствует признакам оскорбления в правовых актах, где определяющим критерием является сообщение о нарушении норм закона или морали и неприличная форма. Здесь же лексика находится в системе литературного языка, а о нарушениях норм речи вообще нет.

— Обращались ли к вам с исками насчет оскорблений в Интернете? Распространено ли это у нас в Самаре?

— Да. Это частотно, и не только в межличностном общении. Было несколько экспертиз по поводу содержания публичных комментариев о работе некой фирмы, где негативно, с использованием бранной и грубой лексики, характеризовалась ее деятельность и сотрудники. В этом случае уже неважно, высказывает ли человек свое собственное мнение или утверждает факт. Главным, определяющим критерием здесь является неприличная форма. Когда используется слово на букву "г" — это будет оскорблением, даже если это ваше личное мнение.

— Можно ли вообще выругаться так, чтобы дать понять обидчику, что вы недовольны им и его поведением, но и не попасть под иск об оскорблении личности?

— Речевая агрессия — это правонарушение. Вы хотите получить ответ на вопрос, как выразить агрессию, чтобы это не попадало под понятие правонарушения, так, что ли?

Я думаю, что лучше свои эмоции выплескивать наедине с самим собой. Высказывание претензий в адрес другого человека бессмысленно — нам нужно быть сдержаннее и от негативных эмоций избавляться как-то иначе.

— Мне скорее интересно, как выглядят случаи речевой агрессии, которые не попадают под критерии уничижительных и оскорбительных.

— Первый параметр — должна быть категорически исключена неприличная форма. Если ваше высказывание имеет неприличную форму, его не замаскируешь и от правовой ответственности не уйдешь. 

Во-вторых, в практике СМИ выработаны определенные технические уловки, которые позволяют избежать ответственности за собственные высказывания. Об этом я уже говорила — речь идет о дифференциации утверждения о факте и мнения. Мнение субъективно. Поэтому достаточно включить технический показатель субъективности типа "я думаю", "по моему мнению", "наверное", "скорее всего", "пожалуй" — и дальше говорите, что хотите. В результате несовершенства положения, что мнение неподсудно, у нас вполне допускаются высказывания типа "Я думаю, что он вор" — это ведь ваше предположение. А вот "Он вор" — утверждение о факте, и при несоответствии действительности это будет правонарушением.

— Делаются ли при лингвоэкспертизе поправки на то, что человек говорил под властью эмоций, не задумываясь о том, что говорит?

— Конечно, мы учитываем человеческий фактор. Моя коллега столкнулась с такой экспертизой, когда в Краснодарском крае была изнасилована женщина. Судебное разбирательство никаким существенным наказанием для преступника не закончилось, и один из свидетелей позволил себе перед зданием суда в неприличной форме охарактеризовать работников правоохранительных органов. На него было заведено уголовное дело, потому что имело место оскорбление органов власти. Материал поступил на лингвистическую экспертизу, и моя коллега была вынуждена признать, что неприличная форма высказывания имеется, но она мотивирована сложившимися обстоятельствами и эмоциональным возбуждением. Насколько это повлияло на дальнейшие результаты, я не могу сказать.

— Вы рассказывали, что также занимаетесь рассмотрением случаев экстремизма.

— В делах об экстремизме лингвисты должны ответить на вопрос, содержатся ли в тексте призывы к насилию и уничижительные характеристики этнических групп. Обязательно должна быть названа конкретная этническая группа, которой приписываются уничижительные характеристики, и этническая группа, которой приписываются восхваляющие характеристики. Не знаю, насколько корректно приводить здесь примеры. 

"Ножи в кармане, вперед, мусульмане!". Это призыв? Да. Это призыв к насилию? Если только очень имплицитный, неявный. Наличие ножа в кармане не означает, что перед нами убийца и насильник. Мы понимаем скрытый смысл, но ответить, что это прямой призыв к насилию, не можем. К тому же определенная этническая группа, как правило, не называется. 

"Быть кавказцем — это честь, что не у всех народов есть" или "Кавказ — сила, остальное — могила". Кавказец — это не название этнической группы, это обозначение лиц по территориальному признаку. В том же тексте еще было выражение "За любовь — любовью, за измену — кровью". Мы указали, что в высказывании есть лексические единицы с семантикой насилия, но все это достаточно косвенно, конечно.

— Недавно в СМИ был скандал, когда интернет-издание Meduza назвало своих читательниц "телочками". Сталкивались ли вы с текстами, где звучит унижение в отношении гендера?

— Лично я не сталкивалась с экспертизами, которые бы имели гендерный подтекст, но я знаю, что они бывают. Зоометафора, конечно, является оскорблением. Это и "сука", и "телка", и "корова". В праве для квалификации такого рода правонарушений, к сожалению, используются субъективные критерии. Первый из них — степень унижения оценивает сам потерпевший. Если одна девушка совершенно спокойно реагирует на номинацию "телка", другую это оскорбляет. Или слово "стерва". Оно было объектом одной из лингвистических экспертиз, его восприняли как унижающее честь и достоинство. А я знаю личность, для которой это не оскорбление, а высокая оценка.

Второй момент в делах такого рода лежит в сфере психологии. В праве учитывается такой критерий, как наличие умысла оскорбить. Это вне сферы лингвистики, но я не уверена, что психологи всегда могут определить, был ли умысел. К тому же человек, который оскорбляет намеренно, в ситуации, когда нужно отвечать, всегда может сказать: мол, я не хотел и имел в виду совсем другое. Такие субъективные вещи нужно исключать — и над этим должны работать юристы. 

— Всегда ли в случае речевых преступлений стоит обращаться в соответствующие органы?

— Я не буду оригинальна, если скажу, что язык конфликтен сам по себе. Посредством ограниченного набора знаков мы стремимся выразить смысловую бесконечность. Естественно, нас можно интерпретировать по-разному. Отсюда многочисленные расхождения переданной и полученной информации. Тем не менее большинство конфликтов язык решает собственными средствами — и они в сферу права не переходят. Но если переходят, то нужно понимать, что в этом случае мы имеем дело с речевыми правонарушениями. Носители языка должны об этом знать и чувствовать грань, через которую переходить нельзя. А заключение лингвиста-эксперта в делах такого рода играет решающую роль — считать высказывание речевым правонарушением или нет.

Фото из www.shutterstock.com

Комментариев нет:

Отправить комментарий